a6ceabdc     

Толстой Лев Николаевич - Из Записок Князя Д Нехлюдова, Люцерн



Лев Толстой
ИЗ ЗАПИСОК КНЯЗЯ Д.НЕХЛЮДОВА
ЛЮЦЕРН
8 июля
Вчера вечером я приехал в Люцерн и остановился в лучшей здешней гостинице,
Швейцергофе.
"Люцерн, старинный кантональный город, лежащий на берегу озера четырех
кантонов, - говорит Murray, - одно из самых романтических местоположений
Швейцарии; в нем скрещиваются три главные дороги; и только на час езды на
пароходе находится гора Риги, с которой открывается один из самых великолепных
видов в мире".
Справедливо или нет, другие гиды говорят то же, и потому путешественников
всех наций, и в особенности англичан, в Люцерне - бездна.
Великолепный пятиэтажный дом Швейцергофа построен недавно на набережной,
над самым озером, на том самом месте, где в старину был деревянный, крытый,
извилистый мост, с часовнями на углах и образами на стропилах. Теперь,
благодаря огромному наезду англичан, их потребностям, их вкусу и их деньгам,
старый мост сломали и на его месте сделали цокольную, прямую, как палка,
набережную; на набережной построили прямые четвероугольные пятиэтажные дома; а
перед домами в два ряда посадили липки, поставили подпорки, а между липками,
как водится, зеленые лавочки. Это - гулянье; и тут взад и вперед ходят
англичанки в швейцарских соломенных шляпах и англичане в прочных и удобных
одеждах и радуются своему произведению. Может быть, что эти набережные и дома,
и липки, и англичане очень хороши где-нибудь, - но только не здесь, среди этой
странно величавой и вместе с тем невыразимо гармонической и мягкой природы.
Когда я вошел наверх в свою комнату и отворил окно на озеро, красота этой
воды, этих гор и этого неба в первое мгновение буквально ослепила и потрясла
меня. Я почувствовал внутреннее беспокойство и потребность выразить как-нибудь
избыток чего-то, вдруг переполнившего мою душу. Мне захотелось в эту минуту
обнять кого-нибудь, крепко обнять, защекотать, ущипнуть его, вообще сделать с
ним и с собой что-нибудь необыкновенное.
Был седьмой час вечера. Целый день шел дождь, и теперь разгуливалось.
Голубое, как горящая сера, озеро, с точками лодок и их пропадающими следами,
неподвижно, гладко, как будто выпукло расстилалось перед окнами между
разнообразными зелеными берегами, уходило вперед, сжимаясь между двумя
громадными уступами, и, темнея, упиралось и исчезало в нагроможденных друг на
друга долинах, горах, облаках и льдинах. На первом плане мокрые светло-зеленые
разбегающиеся берега с тростником, лугами, садами и дачами; далее
темно-зеленые поросшие уступы с развалинами замков; на дне скомканная
бело-лиловая горная даль с причудливыми скалистыми и бело-матовыми снеговыми
вершинами; и все залитое нежной, прозрачной лазурью воздуха и освещенное
прорвавшимися с разорванного неба жаркими лучами заката. Ни на озере, ни на
горах, ни на небе ни одной цельной линии, ни одного цельного цвета, ни одного
одинакового момента, везде движение, несимметричность, причудливость,
бесконечная смесь и разнообразие теней и линий, и во всем спокойствие,
мягкость, единство и необходимость прекрасного. И тут, среди неопределенной,
запутанной свободной красоты, перед самым моим окном, глупо, фокусно торчала
белая палка набережной, липки с подпорками и зеленые лавочки - бедные, пошлые
людские произведения, не утонувшие так, как дальние дачи и развалины, в общей
гармонии красоты, а, напротив, грубо противоречащие ей. Беспрестанно невольно
мой взгляд сталкивался с этой ужасно прямой линией набережной и мысленно хотел
оттолкнуть, уничтожить ее, как черное



Содержание раздела